Дорога перемен - Страница 45

— Работа — зашибись, Фрэнк. В Толидо все просто опупели.

— Нет, каково, а? — рассмеялся Фрэнк, со стаканом в руке мотаясь по кухне за Эйприл, которая готовилась подавать ужин. — Смехота! Я сочиняю это муру, только чтобы соскочить с крючка Бэнди, и нате вам! Слышала бы ты, как разливался Поллок! Все эти годы он не подозревал о моем существовании, а теперь я умница и его любимчик. Бэнди не знает, радоваться ему или ревновать, я стараюсь не свалиться на пол от смеха… Отпад!

— Здорово. Пожалуйста, отнеси это, дорогой.

— И тут выясняется, что у него грандиозный… Что? А, да, конечно. — Фрэнк отставил стакан и понес тарелки к столу, за которым уже сидели дети. — И тут выясняется, что у него грандиозный замысел, у Поллока то есть. Он хочет, чтобы я накатал целую серию этой нелепицы. «К вопросу о контроле запасов», «К вопросу об анализе сбыта», «К вопросу о ведении отчетности», «К вопросу о заработной плате» — у него все расписано. На следующей неделе…

— Одну секунду, Фрэнк. Майкл, сядь прямо, а то дождешься. Я тебе обещаю. И не набивай полный рот. Извини, пожалуйста, я слушаю.

— На следующей неделе мы должны вместе пообедать и все обсудить. Ничего себе? Конечно, если припрет, я скажу, что осенью увольняюсь. Но вообще-то забавно, правда? Я столько…

А почему сразу не сказать?

— …лет одуревал на этой сволочной работе, и никто… Что?

— Я говорю, почему сразу не сказать? Всей кодле. Что они могут сделать?

— Вопрос не в том, что они что-то «сделают», а просто… это неудобно, только и всего. Я не вижу смысла что-нибудь говорить до моего официального заявления, вот и все.

Фрэнк сердито отправил в рот мясо, прикусив вилку, потом яростно его прожевал и выдохнул носом, демонстрируя свою сдержанность, хотя сам не вполне понимал, из-за чего злится.

— Хорошо, — спокойно сказала Эйприл, не поднимая глаз. — Конечно, решать тебе.

Наверное, все дело в том, что по дороге домой Фрэнк представлял, как она скажет: «А что смешного? Наверняка это лучшая статья по стимулированию сбыта, какую они вообще видели…»

А он ответит: «Нет, ты не усекла главного — это лишь доказывает, какое там сборище идиотов».

А она: «Я так не думаю. Почему ты вечно себя недооцениваешь? Я полагаю, все это доказывает, что ты — человек, который при желании или необходимости великолепно справится с чем угодно».

А он: «Ну не знаю, может, и так. Просто я не желаю справляться с подобной мурой».

А она: «Конечно не желаешь, вот отчего мы уезжаем. Однако ничего страшного, если ты примешь их одобрение. Может, ты его не хочешь и оно тебе не нужно, но это его не умаляет. В смысле, ты должен гордиться собой, правда».

Но она не сказала ничего даже отдаленно похожего, словно ей это и в голову не пришло. Вон, нарезает мясо, сосредоточенно жует, и мысли ее совсем о другом.

5

— Я возьму с собой кукольный домик, — в субботу сказала Дженифер. — А еще коляску, мишку, трех пасхальных кроликов, жирафа, всех кукол, книжки, пластинки и барабан.

— Уж больно много, милая, тебе не кажется?

Эйприл возилась со швейной машинкой. Она решила за выходные разобрать зимнюю одежду: что-то выбросить, а что-то подлатать, оставив лишь крепкие простые вещи, которые могут понадобиться в Европе. Дженифер сидела у нее в ногах, рассеянно перебирая лоскутки и обрывки ниток.

— Да, еще чайный набор, коллекцию камушков, все игры и самокат.

— Родненькая, это же целая куча вещей. Ты ничего не оставишь?

— Нет. Хотя, может быть, выкину жирафа, я еще не решила.

— Жирафа? Ну это зря. У нас хватит места для всех зверей, кукол и маленьких вещей. Меня беспокоят крупные игрушки — скажем, кукольный домик и лошадка-качалка Майка. Понимаешь, их трудно упаковать. Но выбрасывать домик не надо, лучше отдать Маделине.

— Насовсем?

— Конечно насовсем. Лучше, чем выбрасывать, правда?

— Ладно. — Дженифер помолчала. — Я знаю, что я сделаю. Отдам Маделине домик, жирафа, коляску, мишку, трех пасхальных кроликов и…

— Я же сказала: только большие игрушки, ты что, не понимаешь? Ведь только что сказала. Почему ты не слушаешь? — Голос Эйприл раздраженно взвился. Она вздохнула. — Слушай, иди-ка поиграй во дворе с Майклом.

— Не хочется.

— А мне не хочется по десять раз говорить одно и то же, если одна глупая надоеда не слушает маму. Вот так вот.

Фрэнк облегченно вздохнул, когда они смолкли. Он лежал на диване и пытался прочесть введение учебника французского языка, который купил вместо «Освежителя», но из-за женской болтовни никак не мог одолеть первый абзац.

Через полчаса тишины, лишь изредка нарушаемой стрекотом швейной машинки, обеспокоенный Фрэнк приподнял голову и увидел, что Дженифер нет.

— Куда она подевалась?

— Наверное, во дворе с Майклом.

— Нет, она не выходила.

Вместе они отправились в детскую, где и нашли дочь, которая, глядя в пустоту, лежала на кровати и сосала большой палец.

Присев на край постели, Эйприл потрогала прохладный лоб девочки и погладила ее по волосам.

— Что случилось, маленькая? — Голос ее был мягок. — Расскажи маме, в чем дело.

Глаза Фрэнка, стоявшего в дверях, сделались такими же круглыми, как глаза Дженифер. Потом отец с дочерью одновременно сглотнули, только девочка сначала вынула изо рта палец.

— Ни в чем, — сказала она.

Эйприл придержала ее руку, не давая ей вернуться к губам, потом разжала дочкин кулак и увидела, что указательный палец туго обмотан зеленой ниткой. Эйприл начала ее разматывать; кончик пальца уже посинел, а влажная кожа под ниткой стала морщинистой и бескровной.